Потом повисла пауза. От Беса метания Лехи не скрылись — Это понятно, что ты. Ну и кто же с тобой? Давай, выкладывай — дивизия спецназа? — Бес коротко недобро рассмеялся — Ну, какая дивизия! Шутки у тебя… Помнишь, я говорил о специалистах по пара — нормальным явлениям? — Леха снова сделала паузу Разговор явно давался ему с трудом — Помню, конечно Я сказал — вези, послушаю Так что, везешь?
— Да, это очень хорошая женщина и лучший в Москве специалист, так что я бы хотел…
— Ну, Леха, мы же не пещерные люди, как вы о нас пишите. Я понял — волосок с головы твоей женщины не упадет. Если только ветром сдует Слово даю, мое слово Достаточно?
— Вполне.
— Еще кто? Или ты за женщину так переживал, что дара речи лишился?
— Нет, еще два человека И вот о них я хотел тебя просить, Беслан — Что за люди?
— Один русский, но из Парижа. Князь Куракин Он занимался историей семьи фон Палленов, ну той девушки, которую убили и ее тетки-настоятельницы — Князь? Отлично. Примем, как полагается. Князей надо уважать, так предки учили. Что же тебя волнует, Леха? Говори, не тяни — Понимаешь, Бес, друг этого князя, он сам нашел меня, прежде, чем я на него вышел, хотя я уже знал, кто он…
— Сын этого чекиста, да? — если Беслан и заволновался, сделав такое предположение, то выразилось это волнение лишь в едва заметном изменении интонаций его ровного слегка насмешливого голоса — Внук. Сыновей у него не было, только дочь.
— О-о-о! Да ты молодец, Леха! Не только нашел потомков, но и везешь сюда. Поздравляю!
— Подожди, Беслан. Во-первых, как я тебе уже сказал, это он нашел меня, потому что он сам начал раскапывать эту историю — Какую историю? Он что в курсе того, что случилось с Ахметом?
— Теперь в курсе Но эта история, она, понимаешь, происходила не только там, в степи, но и с ним, когда он был в Париже Там он чуть не погиб. Но причина, очевидно, та же, что и с Ахметом — Ничего не понимаю — Послушай, Бес Это долгая и очень запутанная история. Мы все летим, чтобы в ней до конца разобраться и, конечно же, рассказать тебе обо всем — Вот и отлично Летите, голуби, на месте, разберемся, если будет на то воля Аллаха — Нет, Бес, так не пойдет, Понимаешь, этот человек, который внук, Дмитрий Поляков….
— Как ты сказал, его зовут?
— Поляков. Дмитрий. Но выслушай меня Бес, пожалуйста, мне это важно — Слушаю, Леха, слушаю Я по-моему только и делаю, что слушаю тебя Говори, дорогой — Так вот, этот человек, Дмитрий Поляков, он тоже хочет разобраться во всем и он тоже, как бы тебе объяснить, получается, что жертва собственного деда. Он — с нами. Ну как тебе объяснить это? Понимаешь, он не враг И это будет высшая несправедливость — наказывать его за то, что натворил тогда, да и потом тоже его дед. Понимаешь, Бес?
— Нет, Леха, ни черта не понимаю А главное, не понимаю, что ты хочешь от меня услышать?
— Дай мне слово, Бес — Какое слово, Леха?
— Что ты не тронешь этого человека Поверь мне, он и так уже наказан, очень сильно наказан. Даже ты не сможешь так наказать.
— Хорошо, Леха. Хотя я и теперь не очень понимаю, о чем ты говоришь, Но давай договоримся так. Вы прилетайте и если то, что вы поймете и я пойму здесь на месте окажется так, как ты говоришь, то даю тебе слово — он уедет, как приехал. Никто не причинит ему вреда Но, слышишь меня, Леха? — если все это окажется так, как ты сейчас говорил. Ты меня понял?
— Да, Беслан — Так вы летите завтра, вернее уже сегодня?
— Да, Беслан — Хорошо, мои люди встретят вас.
Они отключили телефоны одновременно и каждый подумал про себя почти одинаковую по звучанию, но совершенно противоположную по смыслу фразу. " А куда ты денешься? " — подумал Беслан Шахсаидов, и за тысячи километров от него эхом отозвался Алексей Артемьев " А куда я денусь? " — зло спросил он себя, и этот вопрос спокойствия ему не добавил. Но время подгоняло — и он начал торопливо собирать вещи. Про то, что Дмитрий Поляков не сможет в этот день лететь с ними, он еще ничего не знал.
Артемьев был недалек от истины, предположив, что Беслан не спал в момент его звонка. Это на самом деле было так. Спал последнее время Беслан вообще как-то странно. То есть ночами он определенно не спал, мог потом не спать и днем — так длилось двое, а иногда и трое суток. Потом сон вдруг наваливался на него, более похожий на беспамятство, он проваливался в какую-то безмолвную черную бездну, едва успев добрести до кровати, а то и растянувшись прямо на траве, где-нибудь в укромном заповедном местечке, благо территория, которую контролировали его люди это позволяла.
Тогда он спал долго — двенадцать, а иногда и больше часов подряд. Но просыпался все равно уставшим, разбитым и злым, как если бы его вдруг кто-то разбудил, не дав выспаться толком. Так продолжалось уже около месяца — с тех пор, как произошла трагедия на руинах степного монастыря, и этот навязанный кем-то свыше, а, быть может, определенный собственным внутренним состоянием режим изрядно вымотал Беслана, и он дорого дал бы теперь, чтобы засыпать, как раньше, мгновенно, едва голова касалась подушки или того, что на тот момент ее заменяло. Однако прошлое не возвращается, в этом до недавнего времени он был уверен. Теперь же в душе его царило некоторое смятение, и это было также непривычно и неприятно, как внезапно оседлавшая его бессонница. И снова, в который уже раз остро ощущалась утрата Ахмета — он бы сумел пусть и на своем малопонятном ученом языке, объяснить что к чему. Но Ахмета не было теперь и Бесу предстояло постигать все самому. Наука оказалась не из легких К примеру, заказывая Лехе поиск потомков того бравого красного командира, что устроил побоище в монастыре, Ахмет действовал импульсивно и спроси его кто, вряд ли сумел объяснить, зачем ему понадобились эти люди, хотя в собственном сознании имел на этот счет совершенно четкую теорию, и сообразно с этой теорией совершенно точно знал, как следует с ними поступить. Но это было импульсивное решение. Теперь же, снедаемый неведомыми доселе сомнениями и размышлениями, коим предавался он в долгие пустые часы бессонницы, Бес отнюдь не был уверен, что люди или, как выяснилось человек, в чьих жилах текла поганая кровь ублюдка-чекиста, заслуживают той участи, которую он им уготовил Потому как, если пораскинуть мозгами, то выходило, что гибель и его кроткой жены Хеды с маленьким Русиком была справедливой карой ему и случись у него еще дети, то и их, и потомков их в любом колене, кто-то может решить покарать, и в решении своем будет прав. Так выходило. Да, были конечно красивые слова про свободу народа и борьбу за независимость, которую сколько жили на этой земле — столько и вели предки — их он мог говорить не хуже самого Ахмета, а тот до проникновенных, за душу берущих и затмевающих праведным гневом сознание, речей был мастер. Да что там речи — жива была память и рассказы бабушки о том, как выселяли из родных мест, по — бандитски, ночью, не дав даже собраться, и она впопыхах вместо теплого платка надела на голову тонкое «вафельное», как их еще назвали, полотенце Это полотенце почему-то запомнилось ему более всего. Все было, это так. Но ведь и у того ублюдочного чекиста и тех, кто стоял за ним были пламенные речи, поднимающие с трибун ревущие толпы народа « на бой кровавый, лихой и правый» ( советские фильмы он смотреть в детстве любил, смотрел каждый по несколько раз, и помнил хорошо). У них тоже были красивые, правильные слова, и правда какая-то своя была — на первый взгляд очень даже понятная правда — отнять у богатых и раздать бедным. Тогда — в чем разница между ними? Этот вопрос не нравился Беслану — он не знал на него ответа, кроме одного. Но тот его категорически не устраивал. Поэтому просьба Лехи застала его врасплох.