Представляете?
— И с личным автографом Ноя, — добавил мужчина с хвостиком и сам первый рассмеялся своей шутке Обстановка разрядилась. Через полчаса они пили плохой растворимый кофе из пластиковых стаканчиков и курили, стряхивая пепел в опустевшие стаканы.
Решено было, что Татьяна — так звали женщину отправиться вместе с Артемьевым к месту событий и это, как ни странно, особо будоражило его, но и тревожило тоже. Тревожился он все по тому же поводу — как отреагирует Бес на привлечение к делу новых людей. К этой тревоге примешивалась еще одна, пока неосознанная им, но усиливающая первую — это была тревога уже непосредственно и персонально за Татьяну. Однако то, о чем поведали ему исследователи за кофе, затмевало все его тревоги и опасения и раздувало огонек охотничьего, профессионального инстинкта в бурное пламя, охватившее все его чувства, мысли и устремления. Ехать решено было уже на следующий день и Артемьев помчался домой собрать вещи, заказать билеты и, главное — испросить разрешения у Беса Однако прежде чем набрать номер Беслана на специально переданном ему для связи с Шахсаидовым мобильном, он привычно нажал кнопку автоответчика на аппарате своего домашнего телефона — это было устоявшаяся и довольно полезная его привычка — оставленные сообщения иногда были важны, и промедление, если и не было подобно смерти, то могло существенно обесценить поступившую информацию.
В тишину пустой квартиры ворвались голоса — звонивших было много, однако в основном их сообщения были ему малоинтересны. Артемьев слушал их «в пол — уха» и уже потянулся за крохотным корпусом мобильного, как вдруг незнакомый мужской голос остановил протянутую руку буквально повисшей в воздухе. Дело было, разумеется, не в голосе, а в том, что говорил его обладатель. А говорил он буквально следующее — Добрый день. Меня зовут Дмитрий Поляков. Я внук Андрея Валентиновича Тишкина, биографией которого, вы, насколько мне известно, интересуетесь.
Полагаю, нам имеет смысл встретиться по этому поводу. Мои координаты…
Повисшая было в воздухе рука Алексея Артемьева начала лихорадочно нашаривать ручку или карандаш — он так спешил записать координаты внука чекиста, словно обращение могло куда-то исчезнуть с его автоответчика.
Вечером следующего дня на даче, более, впрочем, напоминающей старинную барскую усадьбу, хотя и построена она была, судя по всему, несколько лет назад — но такова, очевидно, была воля хозяина или фантазия архитектора, а быть может и то, и другое, счастливо обретшее друг друга, собралось несколько человек Хозяин дачи — крупный российский предприниматель — Дмитрий Поляков, его друг — парижанин и русский князь Микаэль Куракин, известный российский тележурналист Алексей Артемьев, странная немного женщина — Татьяна Гинзбург, физик — по первому и психолог — по второму образованию, занявшаяся в итоге ни первым и ни вторым, а вовсе небывалым для России делом — изучением пара — нормальных явлений, и помощник хозяина дома — Дмитрий Ковалевский, « человек-канцелярия» по меткому весьма определению князя Куракина.
Таков был круг гостей большой и уютной дачи. Да, собственно, это были и не гости — скорее эти люди собрались, чтобы подвести итог странного довольно, если смотреть со стороны, расследования, к которому каждый из них был в разной степени, по разным основаниям, и преследуя разные цели, но причастен.
В круглом зале гостиной с колоннами и большими в два просвета окнами, красиво задрапированными серебристым шелком, было довольно прохладно — окна были открыты и поток воздуха, струящегося снаружи уже наполнился холодным дыханием наступающей ночи Хозяин велел разжечь камин — закрывать окна не хотелось уж очень сладок был после городского удушья аромат цветущих розовых кустов, свежей зеленой травы и вековых сосен, шелестящих своими кронами где-то в вышине, сокрытой уже ночным мраком.
Они сидели вокруг тяжелого старинного стола на вычурных резных ножках-лапах в глубоких креслах, оббитых тем же пестрым неброским шелком, что и стены гостиной над полированными панелями темного дуба. Тяжелая массивная старинного хрусталя с бронзой люстра, свисающая с темного обшитого тем же благородным дубом потолка, была потушена — то, о чем говорили за столом мало сочеталось с ярким парадным светом Гораздо уместнее были свечи — они и горели — в высоких серебряных канделябрах по обе стороны стола.
— Картина, стало быть, складывается такая — речь держал Поляков. На правах хозяина дома он подводил итоги всего, что было сказано этим вечером в гостиной — некто, господин Рысев, прошу особо отметить — Андрей Валентинович, модный петербургский сочинитель и одновременно — человек крайне сомнительной, чтобы не сказать больше репутации, вызывающий пристальное внимание криминальной полиции, в роковую во всех отношениях ночь наступления 1917 года становится участником, а быть может и организатором страшного преступления — убийства и ограбления баронессы фон Паллен. Самое страшное в этой кровавой истории однако заключается не в самом его факте и не в том даже, как зверски оно было совершено, а в том, что соучастниками его стали дети несчастной баронессы — брат и сестра фон Паллены. Ирина и Степан. Оба жестоко и немедленно наказаны за это — Степан убит неизвестно кем, а Ирина лишилась рассудка. Рысев и еще один его возможный сообщник скрылись. В начавшейся смуте расследование практически сходит на нет.
Сумасшедшую Ирэн увозит из Петербурга единственная близкая родственница — сестра убитой баронессы — княжна Ольга Долгорукая, много лет назад ушедшая в монастырь и принявшая имя матери Софьи. Увозит в свою обитель, на юг России.