Возле распахнутых дверей машины вся группа наконец замедлила свой бег — Я с вами? — совершенно бесстрастно поинтересовался Ковалевский, имея в виду в какой машине предстоит ему двигаться дальше — с шефом в его лимузине, или в джипе сопровождения, замершем в нескольких сантиметрах от заднего бампера « Мерседеса»
— Ты — в архив. Я хочу увидеть все документы уже вечером — Это — вряд ли — Ковалевский с сомнением взглянул на часы При всей его бьющей ключом исполнительности, он умудрялся избегать подобострастия в отношениях с Поляковым и возражение сейчас не прозвучало чем-то из ряда вон выходящим — Надо. Постарайся. Позвони Егорову от моего имени — скажи-нижайше кланяюсь Ковалевский поморщился — Не пойдет. Егоров высоко сидит, далеко глядит — но тетенькам в архиве до него дела нет, у них рабочий день кончается, и стань, я, прошу прощения, досточтимый господин Егоров «раком» — он кончится все равно ровно в 18. 00 То есть ровно в 18. 00 «зависнет» компьютер, вырубится свет или начнется наводнение В общем, сами знаете…
— Вот видишь какой ты умный — правильно, не надо беспокоить высокое начальство по пустякам, а тетенькам в архиве нужно доходчиво и главное аргументированно объяснить, насколько важна эта информация именно сегодня. С аргументами, надеюсь, проблем нет?
— Аргументы в наличии — Действуй и докладывай!
Машина мягко, казалось, тронулась с места и только по тому, как мощно и непреодолимо вдавило его тело в упругую кожу сидения, Микаэль Куракин понял, что стартовали они на очень высокой скорости — Ты отправил его давать взятку? — вполголоса поинтересовался он у Полякова, не зная следует ли задавать такие вопросы в присутствии водителя и охранника, чьи широкие спины полностью загораживали ему обзор шоссе, по которому неслась машина — Для парижанина и русского аристократа ты очень догадлив, — Поляков даже рассмеялся. Однако и смех его сейчас показался Микаэлю каким-то напряженным и механическим. — Совершенно точно формулируешь — я отправил его давать взятку — А что за архив тебя интересует?
— Архив Комитета Государственной Безопасности СССР, вернее архив ВЧК-НКВД. Тебе эти аббревиатуры ведь известны?
— Разумеется, кому же они не известны. И что, там тоже теперь берут взятки?
— В России, друг мой, взятки берут везде Впрочем, как я помню из истории так было всегда. Разве бабушка тебе ничего не говорила про это?
— Нет, знаешь ли, вдали от Родины, она видимо предпочитает вспоминать только о прекрасном, что с было с ней связано — Что ж, возможно она и права, но мы-то — не вдали, посему приходится постоянно помнить и о вещах менее прекрасных А и забудешь, так тут же напомнят, можешь не сомневаться — Грустно это. Но что ж поделаешь? Мы — то теперь куда?
— Слушай, я свинья, конечно нужно было бы сначала разместить тебя Кстати, что ты предпочитаешь — по-русски у меня на даче, я там живу постоянно, или по-европейски — в гостинице. Тогда выбирай — Рэдиссон, Мариот, Балчуг-Кэмпински?
— Что за вопрос — конечно по-русски, если, конечно, тебя это не стеснит — Слушай, давай без реверансов ты хоть и князь, но не смольная барышня так кажется твоя польская старушка себя называла?
— Я тебе уже сто раз сказал….
— Помню, помню, Нетта Казимировна, из Радзивиллов Извини, я не из вредности, так просто привычнее и короче. А насчет стеснишь — совсем даже наоборот, мне сейчас… Но ладно, об этом потом Я вот, что хочу тебя попросить — потерпи немного с размещением, ладно? Заедем сначала в одно место ненадолго, я думаю, в потом уже и на дачу. Там баньку затопим, и вообще… Дотерпишь?
— Разумеется. Я же не смольная барышня А что за место?
— Место? Место интересное — родительский дом называется Знаешь. У нас даже песня такая есть. " Родительский дом, чего-то там, начал… " — Поляков фальшиво и как-то совсем неуверенно пропел эту фразу и Микаэль особенно остро почувствовал, как напряжен он сейчас Собственно, маршрут, который, прикрываясь привычными ужимками и прибаутками Дмитрия Полякова, прокладывал все это время сидящий в нем робот, стал ему теперь окончательно ясен — Ты уверен, что это нужно делать именно сейчас, — почти шепотом спросил он его Эта тема уж точно была не для ушей двух крепких ребят на передних сидениях И в этом Поляков, похоже, был с ним согласен Сначала он только упрямо наклонил голову, лишь кивком отвечая на вопрос, но потом все же так же тихо добавил — Именно сейчас Иначе…
Фразы, однако он не закончил Этот разговор был только для них двоих.
Боялся ли Алексей Артемьев Беслана Шахсаидова, полевого командира, террориста и генерала. Вероятнее всего — да, боялся И глупо было бы бравировать обратным. Руки Беса, обагренные кровью не одного десятка а то и сотни людей, иногда простирались очень далеко — это Лехе было доподлинно известно Однако не совсем справедливо, а если уж быть до конца честным, то совсем не справедливо было бы утверждать, что сейчас им двигал только страх.
Да и страх, собственно, который, как выяснилось, присутствовал в его отношении к Бесу не был совершенно обычным страхом, который испытывает любой нормальный человек перед хладнокровным массовым убийцей. Леха боялся Беса, но и находил в нем некоторые если и не симпатичные ему, то уж по крайней мере, вызывающие уважение качества и свойства характера — его несгибаемую внутреннюю силу, конечно же — отчаянную смелость, верность, не смотря ни на что, а соблазнов было предостаточно — тому Леха был живым свидетелем, своим, пусть и весьма своеобразным принципам и представлениям о том, что такое хорошо и что такое плохо. Словом, выходило так, что Леха вроде бы даже признавал за Бесом право быть таким, каким он был.