Дверь в спальню снова отворилась и порог ее торопливо переступили два человека — одни был семейный доктор фон Палленов, профессор медицины Бузин, другой господин — моложавый, с аккуратно подстриженной темной бородой Ирэн, был незнаком Однако сейчас, сотрясаемая жесточайшей истерикой, она не заметила их появления и не узнала никого из вошедших Господин с темной бородой был между тем известный петербургский психиатр, приглашенный для консультации и уже довольно долго совещавшийся в гостиной со своим коллегой профессором Бузиным, матерью Софьей, в миру княжной Ольгой Долгорукой, родной сестрой баронессы фон Паллен и четвертым человеком неприметной наружности, деликатно и даже робко, расположившемся за круглым столом, с тяжелой черного мрамора столешницей, на которой он аккуратно и тоже как бы смущаясь своего вторжения и в эту парадную гостиную и за этот солидный, украшенный дорогим бронзовым литьем стол, разложил свои бумаги Этого человека звали Валентном Тимофеевичем Хныковым и был он судебным следователем.
В спальне Ирэн, которая по-прежнему продолжала истерически рыдать, конвульсии, сотрясающие ее тело становились все сильнее и сильнее, оба доктора перекинувшись несколькими фразами, пришли, очевидно, к единому решению. Тот из них, кто был психиатром, выглянул за дверь, пригласив ожидающую в коридоре сиделку и сделал ей какие-то распоряжения Через несколько минут, она возвратилась неся в руках блестящий металлический футляр, в котором кипятила шприцы, и стала готовить все для инъекции Доктор склонился над Ирэн, но она не увидела его и лишь почувствовала легкую боль в руке, когда тонкая игла аккуратно и быстро вонзилась ей в кожу, а потом ее снова поглотило небытие Они вышли в гостиную и на немой вопрос Хныкова, оторвавшегося от своих бумаг, в которых он что-то мелко и скоро писал, доктор Бузин ответил вежливо, но с некоторым раздражением в голосе, которое относилось Бог весть к кому — к присутствию ли в доме Хныкова, к тому что происходило с Ирэн, к тому ли, наконец, что ему самому, светиле медицинской науки и человеку, принятому в самом высшем столичном обществе, приходится теперь участвовать в столь щекотливом деле — Как мы и предполагали с коллегой, состояние молодой баронессы крайне критическое Сейчас ей впрыснут морфин и некоторое, весьма продолжительно время, полагаю, часов десять — двенадцать она будет в забытьи Почтительно слушая профессора, Хныков несколько раз согласно кивнул и когда тот закончил, с еще более виноватым видом, чем прежде молчал, тихо заговорил:
— Но есть ли надежда, что когда ее сиятельство проснется, с ней можно будет побеседовать?
В ответ Бузин только развел руками и выразительно посмотрел на своего более молодого и менее еще знаменитого коллегу. Тот немедленно и с готовностью вступил в беседу:
— Ответить на этот вопрос, милостивый государь, сейчас не возьмется, никто, кроме, разумеется Господа Бога, но его не призовешь во свидетели Состояние баронессы, как вам уже сообщил досточтимый коллега, критическое Очевидно, что психика ее испытала сильнейшее потрясение и как отзовется она на него сейчас даже предположить невозможно — Уместно ли будет сделать прискорбное предположение, что рассудок ее сиятельства помутился? — казалось Хныков готов был провалиться под землю, от неловкости, которую испытывал досаждая столь достойным и занятым без всякого сомнения людям, но таков был его долг — Я не стал бы исключать такого прискорбного предположения, — сдержанно ответил психиатр — Но можно ли будет рассчитывать, разумеется позже, когда ее сиятельство придет в себя, на то, чтобы определить, когда произошло это прискорбное событие?
— То есть вы имеете в виду, когда именно, баронесса перестала отдавать себе отчет в своих действиях?
— Именно, так-с — Совсем не уверен в этом Но, повторяю, милостивый государь, это станет ясно лишь после того, как прекратится действие инъекции — Благодарю вас, господа за уделенное мне внимание и прошу извинить мою дотошность — такова служба, — Хныков спешно поднялся из-за стола и торопливо, но весьма аккуратно и тщательно при этом сложил свои бумаги в портфель, — Могу ли я обратиться с нижайшей просьбой к вашему сиятельству, — впервые за все время он посмел взглянуть на мать Софью, безмолвно стоящую у высокого окна и, казалось, мало занятую содержанием беседы — Извольте, — она отозвалась низким хрипловатым голосом, мало подходящим ее внешнему виду и сану — Не соблаговолите ли вы известить меня о состоянии ее сиятельства, молодой баронессы, когда наступит некоторая определенность в нем?
— Разумеется. Можете не беспокоиться, я пошлю за вами С почтительным полупоклоном Хныков покинул гостиную Руки ему никто не предложил, да он этого и не ожидал Все, по его разумению, складывалось, крайне скверно И от того, что расследование чрезвычайного и уже взбудоражившего весь город преступления, связанного с известнейшей и богатейшей, не то что Санкт-Петербурга, но и все Российской империи, семьей, было поручено ему, последствий для себя ждал самых отвратительных.
В ночь на первое января одна тысяча девятьсот семнадцатого года, в роскошном особняке барона фон Паллена на Литейном произошло следующее.
Истекали уже последние предрассветные часы, когда четверо, припозднившихся, как могло показаться гостей, вошли в парадные двери особняка на Литейном В их числе были и молодые хозяева дома — Ирина Аркадьевна и Степан Аркадьевич фон Паллены Прислугою хозяйка дома — Нина Владимировна фон Паллен накануне распорядилась так, что прибравшись после ночного застолья и приготовив все необходимое к завтраку, горничные и повар до обеда были отпущены отдыхать — теперь дом был почти пуст и тих Хозяйка давно спала и возвращения домой обоих своих детей с их гостями не слышала.